Un testimonio en primera persona revela la experiencia de un combatiente ruso en la guerra de Bosnia, sus motivaciones, desilusiones y el choque cultural con sus aliados serbios.

Abril de 1999, Moscú
Diario bosnio – Ficha técnica
Año de publicación: 2014
Edición: «Спецназ России» n.º 4 (32), abril de 1999
Descripción:
Ígor Guirkin, más conocido como Ígor Strelkov («Strelok»), es un participante activo de la resistencia armada del sudeste de Ucrania en 2014. Desde el 12 de mayo de 2014, comandante de las «fuerzas armadas de la República Popular de Donetsk»; desde el 16 de mayo, ministro de Defensa de la RPD.
Lectura de sus memorias sobre la guerra de Yugoslavia, publicadas en el n.º 4 de abril de 1999 del periódico «Спецназ России».
Ígor Guirkin participó en acciones de combate en Bosnia desde noviembre de 1992 hasta marzo de 1993 inclusive (2.º Destacamento de Voluntarios Rusos, 2.ª Brigada de Infantería Ligera de Podrinje y 2.ª Brigada de Majevica del Ejército de la República Srpska).
El periódico “Asociación de Veteranos de la Unidad Antiterrorista Alfa Spetsnaz de Rusia” publica en su número 4-32 un extracto del “Diario Bosnio” de Ígor Guirkin, un voluntario ruso que combatió en Bosnia entre 1992 y 1993. Este documento arroja luz sobre las motivaciones de los voluntarios rusos que se unieron al conflicto, sus experiencias en el frente y sus reflexiones sobre la guerra y sus participantes.
Un “Síndrome de Envenenamiento por Pólvora” y la Llamada de los Balcanes
Guirkin describe cómo, tras el alto el fuego en la guerra de Transnistria, muchos combatientes experimentaron un “síndrome de envenenamiento por pólvora”, un deseo de volver a arriesgarse y vivir al límite. Ante la incertidumbre en otros conflictos como Karabaj o Abjasia, Yugoslavia se presentaba como un destino atractivo, alimentado por rumores y la propaganda patriótica.
El autor enfatiza que estos hombres no eran “soldados de fortuna” ni mercenarios, sino voluntarios movidos por una variedad de ideologías: monárquicos, cosacos, comunistas y simples “amantes de la guerra”. Guirkin, junto a sus compañeros de Transnistria, Andréi Nemenko y As As, se unieron al Segundo Destacamento de Voluntarios Rusos, conocido en la prensa como los “Lobos Zaristas”.
Choque Cultural y Desilusión en el Frente
El viaje a través de Serbia impresionó a los voluntarios por la prosperidad y el nivel de vida, generando la pregunta de por qué un pueblo así necesitaría luchar. Sin embargo, al cruzar la frontera con Bosnia, la realidad de la guerra se hizo patente: casas quemadas, pueblos desolados y la huida de la población musulmana.
En Výšegrad, los rusos se unieron a la 2ª Brigada de Infantería Ligera de Podrania del Ejército de la República Serbia. Rápidamente, se hicieron evidentes las diferencias culturales y la falta de disciplina de los serbios. Guirkin critica la cobardía de algunos combatientes, su propensión al saqueo y la falta de profesionalismo de los oficiales.
El diario relata varios enfrentamientos con fuerzas musulmanas, incluyendo un ataque fallido a la aldea de Zakorstnica y la participación en la toma de la colina de Orlina. Guirkin describe la camaradería entre los voluntarios rusos, pero también las tensiones internas y los conflictos con los serbios, especialmente por cuestiones de pago y liderazgo.
La Batalla de Džankići: Un Punto de Inflexión
La batalla por la aldea de Džankići el 30 de diciembre de 1992 se presenta como un punto de inflexión. Los rusos, a pesar de su valentía y determinación, se vieron obligados a retirarse junto con las fuerzas serbias, sufriendo bajas significativas. Guirkin describe la muerte de varios compañeros, incluyendo a Andréi Nemenko, y critica la incompetencia y la falta de coordinación de los serbios.
A pesar de las desilusiones, Guirkin destaca la importancia de proteger a los civiles serbios que no tenían a dónde huir y que no estaban involucrados en atrocidades. El diario concluye con una reflexión sobre el significado de su participación en la guerra y el orgullo de haber contribuido a la defensa de la Bosnia Serbia y a la preservación de la hermandad militar ruso-serbia.
Temas Clave Abordados
- Motivaciones de los Voluntarios Rusos: Ideología, aventura, “síndrome de envenenamiento por pólvora” y la llamada de la “hermandad eslava”.
- Experiencias en el Frente: Combates, camaradería, desilusión y choque cultural con los aliados serbios.
- Crítica a las Fuerzas Serbias: Cobardía, falta de disciplina, propensión al saqueo y corrupción de los oficiales.
- La Batalla de Džankići: Un punto de inflexión que revela la incompetencia serbia y la valentía de los voluntarios rusos.
- La Defensa de los Civiles Serbios: La justificación moral de la participación en la guerra.
Reflexiones Finales: Un Legado Controvertido
El “Diario Bosnio” de Ígor Guirkin ofrece una visión cruda y personal de la guerra de Bosnia desde la perspectiva de un voluntario ruso. Más allá de la descripción de los combates y las penurias, el texto revela las complejas motivaciones de estos hombres, sus desilusiones y su choque cultural con sus aliados serbios.
Este documento, publicado por una asociación de veteranos de las fuerzas especiales rusas, plantea interrogantes sobre el papel de los voluntarios extranjeros en conflictos armados y la legitimidad de sus acciones. El “Diario Bosnio” invita a una reflexión profunda sobre la guerra, la ideología y la responsabilidad individual en un contexto de violencia extrema.
El testimonio de Guirkin, aunque controvertido, es un valioso documento histórico que permite comprender mejor la complejidad de la guerra de Bosnia y el papel de los voluntarios rusos en este conflicto.
Texto Original:
Игорь Гиркин Боснийский дневник: Что лично хочу я добиться того, чтобы народ смог реализовать свое право на волеизъявление. Газета Ассоциация ветеранов подразделения антитеррора Альфа Спецназ России No4-32 апрель 1999 года. Добровольцы в России воюют в Югославии. Именно добровольцы, а не солдаты удачи. Не были они наемниками и в Боснии, где с оружием в руках сражались на стороне сербов.
Нынешняя война, судя по всему, только разворачивается, только набирает силу. Эта война не может быть понята в отрыве от кровавого противостояния середины 90-х годов. Свидетельство тому боснийский дневник Игоря Гирькина, который редакция Спецназа России представляет внимание читателей. Второй русский добровольческий отряд в Боснии, 1992-1993 годы. Шёл 1992 год.
В конце июля завершилась война в Приднестровье. Завершилась вничью по мнению большинства её участников. У многих из них, уже понюхавших пороху, потерявших друзей и ожестотившихся осталось чувство, которое коротко можно выразить фразой не довоевали. После первой эйфории живы, настало состояние, знакомое большинству профессиональных вояк, желание вновь рисковать, жить полной жизнью. Это так называемый синдром отравления порохом.
Народ был разный. В рядах добровольцев находились идейные монархисты, казаки, коммунисты, просто любители повоевать и, наконец, случайно попавшие на войну люди. Уже в последние дни в переднестровской кампании, накануне ввода миротворческих сил, многие, ничтоже сумявшиеся, собрались воевать дальше. Одних, наименее склонных к обоснованию своих желаний, увлек Карабах. Другие приглядывали на Абхазию, которая пользовалась поддержкой патриотической прессы.
И очень многие обращали свои взоры к Югославии, о которой ходила масса всевозможных слухов. Среди последних был и авторские статьи. Сейчас, когда на Балканах полыхает новая война, когда добровольцы из России всеми правдами и неправдами стремятся пробраться в Югославию, именно сейчас опыт добровольцев, воевавших в Боснии, представляет несомненный интерес. Автор ставит своей задачей лишь ознакомить читателей с событиями, участником которых он и некоторые из его товарищей был в 1992-93 годах, а также с некоторыми своими выводами, касающимися прошлого и настоящего, происходящего ныне очередного Балканского побоища. Так получилось, что в Боснию по большей части попадали уже устремленные люди.
Вот и оба моих спутников Андрей Неменко и Ас Ас были моими товарищами по Приднестровью. Оба воевали в территориально-спасательном отряде в батальоне Южный, участвовали в боях на Кицканском плацдарме. С нами ехал и вербовщик Ярослав Ястребов, оказавшийся, как выяснилось позднее, весьма неприятной личностью. Всю дорогу вспоминали о боях, в которых участвовали, искали и находили общих знакомых, гадали, как обернётся для нас эта авантюра. Из тех ехавших ас обладал наиболее богатым жизненным и военным опытом.
Он и был назначен командиром отряда, получившего в прессе громкое название царские волки, а на самом деле скромно именовавшимся вторым добровольческим. Что до идеологии, то все трое сидевших в поезде считали себя монархистами и патриотами. Странное должно быть для человека далекого от нынешней России сочетание: Казалось бы одно подразумевает другое. Но это не так. А в общем оба моих попутчика в политике не слишком разбирались.
Для них, по крайней мере вначале, совершенно неизвестны были ни причины этой войны, ни её цели. С поезда, мы ехали до Белграда, нас посадили в машину и повезли прямо в Вышеград. Ехали через всю Сербию, мимо пролетали холмы и поля в Шумандии, аккуратные города и поселки. Нас, впервые попавших за границу, поражал четко видимый достаток во всем: и в глади широких автобанах, и в массе частных двух-трехэтажных домов, в обилии автомашин престижных марок, ухоженности полей и придорожных кафе. Мы попали на запад.
Невольно возникал вопрос: зачем этим людям воевать? Между тем равнины сменились горами, мы проехали Ужицу и за стеклами замелькали туннели, обрывы, горные озера и монастыри. Леса были еще в зелени, хотя уже наступил ноябрь. В Москве вообще ушел снег. Картина достатка и мирного спокойствия впервые нарушила пограничный контроль на боснийской границе.
Несколько дедов с карабинами в зелёных шинелях стояли у шлагбаума. Вид у них был явно не воинственный. Совсем иначе выглядели два-три солдата военной полиции. Молодые здоровые парни в щегольском камуфляже, обвешанные нашивками и пистолетами. Придет время и мы научимся распознавать в этих героях любителей бегать в поле боя при малейшей опасности.
А пока мы невысокие русские смотрели снизу вверх на двухметровых гайрамил. В ЗКПП пошли совсем иные картины, сожжены дома и целые села, следы пуль на стенах, полное безлюдие. Здесь не так давно прошел ужас, и мусульмане панически бежали из своих родных мест. Итак, 1 ноября 1992 года мы прибыли в город Вышеград, занятый 2-й Подранской легкопехотной бригадой Войдко Сербской Республики. Там же находились двое русских, приехавших на два дня раньше: Тимофей Б, капитан бывшего третьего ранга военно-морского флота СССР, и Валерий Б, впоследствии прозванный Мечиным или Причником, бывший лейтенант Замполит.
С этого момента начал свое существование второй русский добровольческий отряд. В город мы приехали под звуки перестрелки. Сербская артиллерия вела огонь по позициям мусульман находившихся всего в километре от города. Вечером мы получили автоматы, неважная копия нашего калачника, и попали на ужин, устроенный командованием бригады в нашу честь. Надо отдать сербам должное, ни тогда, ни позже они не скупились на угощение.
14 ноября мы впервые познакомились с сербским способом атаки. Группа в 20 бойцов, в том числе трое русских, подошла к сельцу Закорстница. Обнаружили 6 мусульман, с расстояния 300 метров по селу открыли огонь из трех пулеметов, гранатомета, стрелкового оружия. Двух Муслимов убили одного из них снял снайперский ас. Бойцы противника живо отвечали из домов автоматным огнем.
Они не прекратили огонь после того, как один из домов разнесли четырьмя гранатометными выстрелами. У сербов потерь не было. Но вместо того, чтобы спуститься с горы и взять село, сербы, очень довольные, ушли назад. При этом едва не погиб Андрей Ниненко, который ожидая сербской атаки спустился к самым домам, собираясь забросать их гранатами. Закарсница это стало камнем преткновения для сербов.
Мусульмане держали там небольшой, но стойкий гарнизон. Они, несмотря на постоянные минометные обстрелы, Вышеград был в двух километрах сразу за горой, умудрились даже пасти в этой долине большое стадо коров. Ещё пять раз сербы ходили в напады на него. Был случай когда Ас и Андрей вошли в само село, забросали гранатами и расстреляли из гранатомета два дома, но не поддержанные сербами вынуждены были отойти. В другой раз, спустившись в утреннем тумане с горы, группа русских выпустила в окна дома, где слышались голоса, две одноразовых золи.
Все же сербы не потеряли под закортницы ни одного человека, а мусульмане ушли оттуда после того как ненамотанным огнем накрыло их стадо. Ноябр был омрачён ещё и внутренними неводами. После нескольких походов в горы стал подавать голос Тимофей Б. Ещё во время боя пятого числа он вступал в пререкания с асом, что не помешало ему первым исчезнуть с поля боя. Дальше больше.
Начиная с 10-го числа Тимофей заявил, что больше он в горы не пойдет, что ас плохой командир, что все мы дилетанты по сравнению с ним. Это не мешало доблестному майору каждый день напиваться в казарме, пока остальные ходили на акции. Тимофей демонстрировал хорошо знакомый мне и Андрею, а не служил в Советской Армии, качество советского офицера, тупое самодовольство и ничем не обоснованные претензии. В итоге 18 ноября его выгнали из отряда, но еще месяц он болтался по городу ничего не делая. В конце ноября отряд пополнился шестью новыми добровольцами.
Часть из них Андрей Мартынов, Михаил П. И Валерий Г. Прошли Приднестровье. Трое других еще не были обстрелены. 22 ноября мусульмане спустились с Ведой горы прямо в пригород Вышеграда около речки, расположенный в левом берегу Дрины и выстрелом из гранатомета повредили подстанцию, дававшую городу электричество.
Удивительный для нас русских факт в этой войне можно зачастую смотреть телевизор или говорить по телефону с Москвой находясь в нескольких ста метрах от передовых позиций. Диверсия вызвала панику. В штабе по сербскому обычаю не было даже дежурного офицера и наш выезд на позиции. Если бы мусульмане действительно решили бы атаковать, то боюсь кроме нас город не стал защищать. Однако все обошлось.
Мы же в течение нескольких дней усиливали гарнизон села Горно-Лееска, ежедневно выходя на прочесывание или в засады, несколько раз с незначительными перестрелками. В эти же дни мусульманские снайперы ранили на позициях несколько сербов. В конце ноября командование бригады, командант бывший кадровый подполковник югославской армии Лука Драгичевич, свинья и коммунист, задумал все же отбросить противника подальше от города, сбить его с горы Орлина, выбить из тел Почивал, Хоп, Холеяци. Для этого подтянули отряд наемников сербов из под Сараево, подвели новую гаубичную батарею, немалую роль в планах отводили русским. К меж тем настроения в отряде, насчитывавшем 8 человек в строю, были далеко не лучшие.
Русские уже убедились, что у сербов нет и доли той храбрости, что прославила их в первую мировую войну. Что интервента Чета Бабана воюют ради грабежа захваченных сел, а под пули подставляет себя крайне неохотно. Что сербы оказывается хорошо заплатили вербовщикам в Москве, но не намерены платить русским здесь. Потом потом начали выплачивать по 100-150 немецких марок в месяц. Наконец русские наслушались о зверствах сербов, от них самих, И хотя мусульмане и хорваты ничуть не лучше, но это произвело не самое благоприятное впечатление.
Все же господствовало убеждение мы должны защищать простых сербов, которым, в отличие от наемников Бабана, бежать некуда и которые ни в каких зверствах не замешаны. Конец ноября прошел в приготовлениях к атаке. Серпская секретность привела к тому, что от Хуанхэ до матушки Волги все знали секретнейший план. Достаточно сказать, что за два дня до боя губа сербов-додровольцев звонила в ужасу и хвасталась: Скоро на парад! А за сутки командование театрально потребовало от противника сдать оружие угрожая атакой.
Задача, поставленная нашему отряду (до начало декабря в нем было 10 русских и 1 серб) заключалась в следующем: пойти так же как 5 ноября в тыл, занять господствующую высоту и открыть огонь по селу, почивал и позициям противника. Отвлекая на себя внимание, мы должны были дать сербам возможность атаковать позиции с фронта. Общая атака была намечена на 10:00. 3 ноября наш отряд ночью залез в гору и к утру вышел на заданную позицию, после чего был обстрелян и залег вдоль гребня. По рации мы узнали добрую весть общая атака была отложена на три часа.
Мы продержались как раз столько же. Мусульмане вели по гребню огонь из автоматов и пулеметов, причем их самих не было видно. Пули били по камням. Андрею М осколок разрывной пули попал в веко, Валере Меченому пуля оцарапала ствол автомата. Однако огонь противника не был бы столь губителен, если бы к нам в тыл, на то место где уже давно должны были бы быть сербы, не вышел их снайпер.
К тому времени у нас кончились ленты к пулемету. Держались, бросая вниз по склону ручные гранаты. Огнем снайпера был взбит наш пулеметчик Андрей Неменко. Разрывная пуля попала ему в спину, он жил еще 10-15 минут. Тяжело ранен разрывной пулей в бедро был Игорь Казаковский.
Оскоком тромбона зацепило легко Юрия, добровольца из Москвы. Спасаясь от огня снайпера, все начали скатываться вниз, в гребне. Связь в цепи прервалась. Ас, ходивший в полный рост под пулеметным огнем, пытался наладить взаимодействие, но в этот момент противник полез на штурм и вышел на гребень. Вниз полетели ручные гранаты.
Рядом с группой ребят Ас, Раненый Игорь, Саша Кравченко упала на нашу русскую РГ-42, но по счастливой случайности бросивший ее Муслим не разогнул усики и выдернул кольцо без чеки. Граната не взорвалась. Мусульмане били вниз из автоматов, но прочесывать побоялись. Впрочем им и так достались трофеи. На гребне остались два пулемета, куча растрепанных лент.
Тем не менее снайпер еще долго обстреливал олдсклон пытаясь достать передвигавшихся русских. Лишь к вечеру с помощью сербов удалось вынести потерявшего ноги крови Игоря, а Андрея Неменко, спрятанное тело которого осталось лежать под гребнем, вынесли лишь через два дня. Меж тем, пока несколько десятков бойцов противника разбирались с нами, сербы предприняли общую атаку. Группа добровольцев черногорцев, Чаргуа, его брат Родоя и их друг Маркони, действительно храбрые и достойные воины, не подчинявшиеся штабу бригады, взошли в тыл к мусульманам и огнем из снайперских винтовок истребили расчеты минометной батареи. Чарога сам был ранен пулей в руку.
На позициях противника началась паника. Воспользовавшись ею, чета Бабана, потеряв всего двух легкораненых, завладела почивалом, захватив неисправный танк. Мусульмане бросили его после того, как расстреляли все снаряды, пушку и крупнокалиберный пулемет. Были взяты и пленные. Досталось сербам и четыре миномета.
Одновременно в двух километрах западнее наемники при поддержке танка и бтр взяли село притише и дальше не смогли продвинуться. Еще два дня в горах продолжались перестрелки, пока сербы прочно не заняли взятые позиции. 7 ноября около 70 сербских солдат с броневиком вышли в село Холияци и учинили прямо эпический грабеж. Со стороны это выглядело крайне живописно. Нестроенная толпа, разномастно одетых людей, камуфляж, защитные курты, шайкачи, чубары, пилотки тащат на плечах видеомагнитофоны, телевизоры, радиоприёмники, кто-то ведёт найденный мотоцикл, кто-то аккумуляторы с Фольксвагена.
Рядом сербы гонят захваченных коров и телят. Из-под ног шарахаются куры, на них никто не обращает внимания. Бегают ставшие враз бездомными кошки и собаки. И один за другим вспыхивают и горят, бросая в синее небо клубы черного дыма богатые двухэтажные кучи. Шум, гам.
Но вот в дальней горе раздается очередь, какой-то вражеский стрелок. Пули свистят высоко, толпа начинает метаться, люди прячутся за стены домов, за камни, с сербских позиций разом откликаются два пулемета и стрелок замолкает. Успокоившись толпа снова не торопясь двигается в гору. Неудачный город 3 декабря в значительной степени деморализовал отряд. В разговорах постоянно звучали не слишком известные отзывы о сербах, особенно о командовании.
Начались случаи пьянства. Некоторые бойцы, пользуясь своим добровольческим положением, начали бесконтрольные походы в город, учиняя там пьянки и стрельбу. Для сербов считалось честью принять и напорить реке любого русского. Уехали прикомандированные к отряду Женя-И и Юра-И. Взбежал серб Сима Глиништ, прихватив часть отрядного имущества.
Зато прибыло пополнение. Приехали из России Андрей Б и Пётр Малышев. Он пал смертью храбрых впоследствии 3 октября 1994 года в атаке на горе Мошевичка-брода под город Алова в составе третьего русского добровольческого отряда. Таким образом в отряде оставалось 10 бойцов. 8 декабря мы праздновали 30-летие Валера Меченова.
Стол был очень скромным и без спиртного. Меж тем обстановка в районе Вышеграда оставалась достаточно неясной. Как выяснилось из показаний пленного, атака нашей бригады началась менее чем за сутки до таковой же атаки со стороны мусульман. Потеряв в бою всю имеющуюся у них в этом районе артиллерию и около 40 человек, те, однако, не совсем утратили боеспособность. Так, в ночь на 8 они приблизились к недавно занятым сербами позициям и произвели их обстрел из требукового оружия.
На Положае сидела так называемая дедова рать пожилые ополченцы. Естественно, что едва начался обстрел, всё это воинство дружно побежало, потеряв одного человека убитым. К счастью, противник либо не ожидая подобного, либо исходя из каких-то своих соображений не стал занимать брошенные окопы. В отместку чета Бабана совершила набег на село Твёртковичи, окончившееся по обычаю безрезультатно. Пока Бабан ходил в напад, наш отряд прикрывал ремонтников, чинивших высоковольтную линию, проходившую от электростанции куда-то на север.
Раньше эта линия была под контролем противника, но после операции третьего числа оказалась на сербской, частично на нейтральной территории. Военное значение ее было очень велико: за струю электричества шла валюта, на которую собственно и содержалась вторая подрианская бригада. Убедившись, что противника поблизости нет, наша команда вместе с черногорцами Радоя и Чиругай спустилась в село Низуцы, где учинили то, что принято называть тактикой выжженной земли. То есть после маленького грабежа проделанного сербами, село частично сожгли. Всю ночь потом над горами стояло малиновое зарево пожара.
Отдыхали на электроране. Нас всегда удивляло, почему этот важнейший объект, находящийся вдобавок под самым носом мусульман и довольно слабо защищенный, ни разу за всю войну не подвергся нападению. Первоначально мы полагали, что противник просто хочет сохранить ее для себя, но нас обнадежили, просто электростанция исправно продолжала давать струю в осажденное Сараево, нападать на нее не было смысла. Насколько это верно выяснить нам не удалось. Последующие дни были заняты, как у нас, так и у сербов, внутренними склоками.
За постоянное пьянство отчислили из отряда Валеру, последний под кличкой крендель до сих пор где-то в Сараево, и тот ушел на минометную батарею к сербам. Вернувшийся из Ужицы, где побывал почти постоянно Михаил, заявил, что он договорился с командиром другой бригады на высокую оплату за диверсионные акции под его мишным руководством. После споров и перебранок Миша, Петр Малышев, Андрей Б. И Васильевы уехали в тыловой гарнизон на границе с Сербией. Пока мы решали свои проблемы взбунтовалась чета Бабана.
На 11 декабря была намечена большая операция по прочесыванию района к северу от Вышеграда. Вместо выхода на задание Бабан привел свою чету в штаб, где заявил, что ни он, ни его люди не пойдут никуда, пока не получат новую униформу и жалованье за два месяца, которое им задолжали. Вид у четников, явившихся в полном вооружении, даже с пулеметами, был весьма впечатляющим. После нескольких часов ругани у командования откуда-то нашлись и новая униформа, и деньги, а между тем всего за пару дней до того они клялись, что у них ничего этого нет и в помине. 12 декабря четая Бабана начала новый напад на долину Закурсница.
Наша группа 5 русских и 6 сербов с броневиком двигалась вниз по левому берегу Дрины вдоль дороги, осматривая пустые сгоревшие стёла. Противника мы не обнаружили, хотя зашли на нейтралку довольно глубоко. На обратном пути группа несколько углубилась в ущелье, где броневик дал несколько очередей крупнокалиберному пулемету в сторону Закрасницы, где шел, судя по звуку, интенсивный бой. На этом наше участие в операции ограничилось. В общем сербы и на этот раз за Красницу не взяли, хотя и отошли без потерь.
В тот же день поминали покойного Андрея Неменко 9 дней, ходили на кладбище. С большим интересом осматривали памятники, среди которых попадались кресты солдат, павших в Балканских и Первой мировой войнах. По словам священника, на месте, где сейчас хоронят погибших, когда-то была братская могила семидесяти черногорских добровольцев, погибших в боях с австрийцами в 1914 году. Теперь здесь было 35 свежих крестов. Нинче их втрое больше.
13 декабря отряд выехал в Белгород на отдых, где пробыли пять дней. Город оставил о себе не слишком приятное впечатление. Хотя нас и хорошо принимали, мы жили в частном доме у Нового Пазова и гостили в клубе сербской народной обновы монархической партии. Неприятно поразили после Вышеградской патриархальности интернациональный базар, обилие юных русских проституток, стычки с отдельными сербами, убирайтесь домой и так далее. Должен сказать, что в изрядно надоевший Вышеград возвращались с радостью, с чувством, что мы там нужны.
Возвращение было тревожным. Накануне город обстреляла вражеская артиллерия, несколько снарядов упали в районе церкви. Две девочки были ранены. Легкое ранение получил и один из священников отец Марко. На следующий день по возвращении наш отряд снова объединился.
Мы все переехали на левый берег Грены, в Околистый окраина Вышеграда. К нам присоединился Женя Мальготин Одесса, впоследствии был дважды ранее, попавший в Вышеград случайно. До этого он торговал ёлочными игрушками в лужице. К вечеру отряд вышел на усиление позиции к селу Почивал. Сербы ждали нападения утром над противотанковой мине подорвался джип, подвозивший продукты.
Мини были заложены чуть ли не под носом у сербов. Взрывом уничтожило пол машины, другую половину отшвырнуло метров на 8. По обочине были разбросаны куски железа, автоматные рожки, окровавленные тряпки. Погибли два серба. Оба были нам знакомы.
В течение суток занимали окопы напочивале. Село разрушено почти до основания, кругом воронки от снарядов и мин, валяются неразорвавшиеся бетонобойные бомбы, следы непрерывных отстрелов сербской артиллерии. Сербы укрепились плохо, в основном использовали мусульманские окопы, а новых отрыть у них недоставало желания. Маскировка отсутствовала напрочь. Ратники палили костры прямо на гребне высоты, не утруждая себя даже чем-нибудь скрыть огонь.
Несколько раз мы будили спящих сербских часовых. Словом, караульную службу в эту ночь несли как положено только мы промерзли и пропитались дымом. К счастью, противник никак себя не проявил. Глядя на поведение стражи, ас принял решение впредь выставлять на ночь дневального у входа в казарму, где нас разместили. Последнее неукотительное соблюдалось всё время, пока мы пребывали в Вышеграде.
Позже мусульмане наказали сербов за подобную халатность. В феврале хоронили двух погибших в почивале. По возвращении в казарму из отряда был отчислен Михаил. Отчисление сопровождалось угрозами последнего разобраться с нами, что вызвало лишь усмешки. Миша наглядно доказал свою храбрость, пьянствуя по тылам.
В тот же день, 21 декабря, отряд пополнился четырьмя новыми людьми. Эдуард С. 4 года воевал в Афганистане, имел боевой орден и несколько медалей, дослужился до звании майора и должности начальника артиллерийской разведки десантной дивизии. Отмечу, что Эдик не раз наглядно демонстрировал свою выдержку и высокий воинский профессионализм. Василий А.
Служил лейтенантом милиции в Петербурге, спокойный как слон. Он позже забывал большой авторитет как корректировщик нашей батареи. Игорь А, хозяин. Типичный, на мой взгляд, наемник, приехавший воевать по привычке. Он успел побывать в Приднестровье и Карабахе.
Храбрый и профессиональный солдат, но обладал одним недостатком, разом перечеркивавшим все его достоинства пил с запоями, в пьяном состоянии совершенно неконтролируемым становился. Последний из новоприбывших Александр Р. Птица-говорун отличался храбростью, подлостью и длинным языком, блистая этими качествами ещё в Приднестровье. Пополненный отряд получил от сербов броневик. Уважение к нам стати всегда возрастало по мере увеличения нашей численности, хотя надо сказать ад к тому времени уже обладал в городе, стал легендарной известностью.
23 декабря отряд вместе с Честой Бабана прочесывал район сёл Закрасница. Тустамёт, Церновых мусульман оставили свои позиции и ушли из этих сел. Никого обнаружить в них нам не удалось. 24-го началась крупная для наших масштабов операция. Сербы решили взять большое село Джанкичи, расположенное примерно в 7 километрах к западу от Вышеграда.
По их сведениям в селе стоял значительный гарнизон, а подходы к нему были выминированы. Всего для атаки было выделено около 80 бойцов, в том числе 12 русских, при поддержке вооруженного двумя безоткатными пушками гусеничного бронетранспортера, броневика и трех минометов, двух 120-миллиметровых один 82-миллиметровый. Выступили в 8 часов утра. В густом тумане долго шли по заснеженной горной дороге, серпантином взбиравшейся в гору. Впереди шли разведчики с миноискателем, русские и двое командиров Баба и капитан Перецца Маркович, начальник разведки бригады.
К 11 часам колонна вышла на небольшое плато Доброе поле. Туман стал почти непроницаемым. На 10 метров уже нельзя было различить фигуру человека. Подошедшие сербы показали на карте гору Завглак. Высота 1366 метров.
И сообщили, что нам ставится задача занять эту высоту и прикрывать выдвинутую на неё технику. А сербы тем временем должны через город Сталац атаковать Джанкичи в лоб. Убеждая нас, что у нас самая легкая задача, сербские командиры проявили показавшуюся нам подозрительной живость. Чтобы развеять наши сомнения, они сказали, что сегодня на заглавке побывала их разведка, и что мусульман там нет. Последнее показалось убедительным.
Оставив двух человек для связи и взяв серого проводников, нас приказал двигаться за головку. Утопая по колено в снегу, в густом тумане, мы минут 20 осторожно продвигались по довольно ровному полю. Казалось, что все в порядке. Мы уже начали подъем, когда раздалась пулеметная очередь и над нами засвистели пули. Отряд рассыпался.
Кто-то залег за кучу камней, видимо обозначавших границы частных участков земли, Кто-то просто вдавился в снег. Стрельба продолжалась, хотя стрелявшие явно нас не видели, туман стал еще гуще. Бойцы спешно изготовились к бою, передергивали затворы автоматов, готовили трамблоны. Ас принял решение идти вперед, но когда он сказал об этом сербо, те возмущённо закивали головами и заявили, что туда не можно, там упсают. Махнув на них рукой, Ас приказал развернуться в две цепи по пять человек и перебежками продвигаться вперед.
Сербы так и остались лежать в снегу. Медленно, с трудом передвигая по глубокому снегу, мы продвигались вверх. Стрельба то прекращалась, то начиналась снова, пули свистели то выше, то ниже. Мы не отвечали, Шли молча. Туман уже стал вредить, когда мы обойдя высоту левее, вышли к ее длинному узкому гребню, поросшему густыми кустами горного дуба.
И тут туман резко упал, над нами было голубое небо с ярким солнцем. С матерками, громкими криками, но не стреляя, русские полезли на гребень. Там никого. Ас поднялся на пригорок и тут же вокруг него запрыгали фонтанчики пулеметных очередей. Мы ответили трамблонами и пулемет замолчал.
Заглавок был взят. Мы осторожно осматривали неровный покрытый скалами и изрытый впадинами гребень. Везде были долговременные с каменными брусверами окопы огневые точки. На снегу россыпь свежих гильз, догорают костры, вокруг них ящики, пеньки для сидения 4, 5, 6 и еще больше следов убегавших по снегу. Под нами расстилалось, постепенно отступая, море тумана.
Вот обнажились склоны, тот по которому мы шли, и тот, что лежал с другой стороны. На первом ярко чернели в белом снегу фигуры наших водичей. Стреляй не хочу! На другом фигуры удалявшихся мусульман, Они уже вышли за пределы нашего огня, но уходили поспешно 12 человек. Если бы мы остались сербами, вряд ли бы кто-нибудь из нас ушел от этих структур.
Стало предельно ясно, если сербы не сочинили свою разведку как таковую, то уж здесь-то разведчиков не было со времен прошлой войны. Тем не менее высота была в наших руках, мы расположились вдоль гребня и стали ждать, когда подойдут броневики. Ждали три с половиной часа, время от времени обстреливая трамблонами висок на склоне, куда скрылись бежавшие мусульмане. Техника так и не подошла, у гусеничного броневика заклинило управление и другой буф на буксире потащил его назад. Сербская пехота после пятиминутной перестрелки также торопливо отошла.
Мы долго ждали поддержки прислушиваясь к шелесту тяжелых мин, пролетавших над нашей головой, пока не получили наконец приказ на отход. На обратном пути колонну обстреляли, но к счастью не точно. Вернувшись с акции, знакомились с двумя новыми ребятами, приехавшими в наше отсутствие. А бой ждали давно. Дмитрий Чекалин, альпинист-спасатель, воевал в Приднестровье.
Отчаянно храбрый, склонный к безрассудному риску, Дмитрий погиб 10 марта 1993 года в бою под дузлой, подорвав себя гранатой в окружении врагов. Дима румын, бывший студент-филолог, также побывавший на Днестре, был его полной противоположностью. Осторожный, осмотрительный, порой излишне. Он, однако, обладал веселым оптимизмом, привлекавшим к нему всеобщую симпатию. Хорошие приятели Чекалин и румын постоянно устраивали шумные многочасовые споры, слушать которые без улыбки было просто невозможно.
Несколько дней после операции 24 числа прошло в ожидании. С одной стороны ждали новые атаки на Джанкичи, обещанные сербами, с другой ожидали прибытия 50 казаков набранных Ильей и в Москве. И вот 27 в высший град прибыло первые трое из казачьей сотни. Они с первого же дня поселились отдельно от нас, так как по соглашению казаки должны были представлять собой отдельное подразделение. Отличие было хотя бы в том, что мы, приезжая в Боснию, вообще не ожидали, что нам будут сколько-нибудь платить, тем не менее мы получали под 100-150 дойч-марок в месяц, а казаки договорились заранее на 350 марок.
Кроме того мы ожидали что казаки каким-то боком вольются к нам в отряд, но вербовщик, некий Александр Загребов, по собственному признанию бывший лейтенант-ассабист Советской Армии, смотрел на нас иначе, как на некоторых конкурентов, что привело впоследствии к целому ряду столкновений и неурядиц. Впрочем и нам в отряд прибыл один человек, хотя и весьма неожиданно. Самостоятельно добрался до нас Владимир, доктор из Харькова. Фигурой для нашего отряда он был явно не типичной. Биолог по образованию окончил университет.
Владимир был крайним украинским националистом, членом ряда украинских политических группировок подобного толка. Но поскольку он производил впечатление человека весьма серьезного, возражений его вступления в отряд не выявлено, и впоследствии нам не пришлось в этом раскаиваться. Одним из самых сильных белградских впечатлений стало для нас посещение русской церкви построенной в годы белой эмиграции. Священник отец Василий, сын и внук белых офицеров, с радостью принял нас, показал нам маленький музей в стопри церкви, благословил на ратный труд. Для многих из нас это была по сути первая встреча с историей Белого дела, с памятью Российской Имперской Армии на сербской земле.
Для меня было большой радостью увидеть своими глазами мемориальное надгробие Врангеля, различные хорошо знакомые по книгам военные реликвии Белой Армии. 27 декабря отряд получил новое вооружение. Взамен броневика, который сербы решили отдать прибывающим казакам, нам дали два 82-мм миномета, пулемет МГ (по немецкому образцу МГ-43), мины и стрелковое оружие на новоприбывших бойцов. В течение двух дней производились учения. Расчеты минометов под руководством Эдуарда учились обращаться с орудиями, а стрелки пристреливали новое оружие.
Отряд разделился на две части: разведывательно-ударную группу во главе с асом и минометный взвод под командой Эдика. Общее руководство за отрядом осталось за асом. Меж тем интенсивно готовилась новая атака на Джанкичи. Сербов подхлестывали бои, шедшие последние три дня к западу от Вышеграда под городом Рогатица. До нас доносилась ожесточенная канонада и не менее ожесточенные слухи о мусульманском наступлении и одержанных ими успехов.
Позже известия о неудачах сербов не подтвердились. Сербская бригада накануне получила подкрепление. Вышеград перешла и доформированная гражданская бригада 5 под римская бригада. В составе примерно 200 человек прибыли грузовые камионы и зенитные установки. Решительная атака на Джанкичи началась утром 30 декабря.
Нас подняли в 3:30 ночи, в темноте сели в заранее загруженные машины и выехали к исходной точке селу Горна Биеско. В составе отряда на операцию вышли 16 человек. Сербская пехота насчитывала больше 100 бойцов при поддержке танка броневика и безоткатной пушки. Со стационарных позиций операцию должны были поддерживать 4 артиллерийских и минометные батареи. Не задерживаясь в горной лиеске, колонна из четырех грузовиков, танка и броневика подошла на горна Качарин, а оттуда на Джанкичи.
Другая часть колонны двинулась в горы в направлении Джанкичи по Рогатицкой дороге. На этот раз, в целях ускорения движения, сербы не высылали вперед мину лавачей, несмотря на прошедший накануне снег, который мог бы скрыть следы постановки мин. Подъехав к опасному на мой взгляд участку дороги, сербские машины дружно встали. Наш грузовик, шедший в середине колонны, также остановился. Каково же было наше удивление, когда к нам подошел офицер и заявил, что мы должны ехать во главе колонны.
Объяснить вразумительно причину такой необходимости он не сумел. Единственное, что приходило в голову к нам по этому поводу, звучало так: Русских не жалко! После долгих препирательств мы все же подчинились приказу. Ас пересел из кабины в кузов ехали, сидя на ящиках с минометными минами, и мрачно шутили по поводу того, как будем пробивать головами брезент когда залетим на воздух. На наше счастье мусульманам не хватило ума заминировать дорогу после нашего нападения 24 числа.
Мы благополучно добрались до Добра поля и развернулись в направлении Заглазка. Его, кстати, вновь пришлось занимать нам, хотя на этот раз там никого не было. На Заглазке развернули один миномет. Сербы на лошади втащили безоткатную пушку. После долгих попыток забрались на гребень Шерман и Броневик.
Сербская пехота пошла на Джанкете через город Столас, а ас с нашими разведчиками двинулся с Заглавка прямо к селу. Для артиллеристов, оставшихся на горе, бой свёлся к ведению огня, повидимавшейся в дымке тумана примерно в километре от нас к селу. Огонь вели, совещаясь с сербскими танкистами, у которых был Бельдомер. Через нашу голову с воем летели мины и снаряды сербских батарей. Время от времени оживали заседшие где-то на столаце мусульманские стрелки.
И тогда пули визжали по краям совсем рядом с нами, но мы продолжали вести огонь. Меж тем сербская пехота подошла на Джанкичи прямо по открытому полю. Попав под огонь, сербы залегли и долго вели безрезультативную перестрелку в надежде, что Шерман своим огнем подавит огневые точки противника. Но так как среди сербов не было корректировщика, танк разносился над ними дом за домом, в время как противник засел в окопах и дзотах на окраине села. Подбадривая себя песней, сербы наконец кинулись вперед, но тут же попав под огонь вновь залегли.
Эта попытка стоила им однако дорого. За минуту они потеряли убитыми трёх командиров. Пулями были убиты капитан Перица Маркович, командир штурмового отряда Мирослав Кович и командир гражданского взвода Душан Баранц. Трое бойцов были тяжело ранены. Пока основная часть сербов лезла в бойные окопы, Ас с семью русскими и пятью сербами попытался пройти к селу Краем Леса.
Но и там по ним открыли огонь. Одного из сербов, по имени Шуша, пуля легко ранила шеи, и он, бросив автомат, побежал в тыл. Сделя в бросок, группа асы заняла брошенный мусульманами окоп и двинулась дальше, несмотря на ожесточенный ружейно-пулемётный огонь. Нервничая противник даже стал обстреливать их из гранатомета, кумулятивные ракеты с треском взрывались в ветвях сосен, летела кора пуль. Выйдя к краю леса, в нескольких десятков метров от вражеского бункера наши залегли.
Впереди было почти голое поле, поднимавшееся вверх окопом. Идти вперед казалось чистым безумием. Нуаз со словами: Сейчас я изображу Александра Матросова, известный герой Великой Отечественной войны, закрывший своим телом амбразуры немецкого ДОТа, бросился вперед. С ним пошел серп по имени Милорад. Остальные прикрыли их огнем, не давая мусульманам высунуться из окопов.
Добежав до подножия пригорка, на котором был бункер, Ас и Милорад увидели, как оттуда вылетели одна за другой три ручные гранаты. Одна из них буквально в двух метрах от Аса упала, но тот едва успел откатиться, чтобы его не задело осколками. Метнув в ответ свою гранату, Ас выскочил на бустере окопа и увидел двух убегающих мусликов. Уложив из автомата одного, ас стал стрелять в другого, но вступал в кусты и было не ясно что с ним. Бросив на всякий случай туда еще две гранаты, Ас остался в занятом бункере.
Сюда же подбежали Саша Кравченко, впоследствии дважды тяжело ранен и живет в Вышеграде, Женя Одесса, Васильевы, Чаруга и Радьи. Едва они заняли позицию, как показалось группа, из четырех мусульман, спешно двигавшихся по поселке Вверх на гору. Видимо, они сбежали из окопов. Одесса и Василий уложили по одному из них, двое сумели сбежать. В окопах и на убитых мусульманах нашли ручной гранатомет, пулемет ПК с полностью расстрелянной лентой на 600 патронов и снайперскую винтовку СВД с семью зарубками на прикладе несколько гранат советского производства.
Некоторое время группа АСС удерживала занятую позицию, ведя перестрелку с противником, но увидев, что бабама начала отходить, также ушла через лес к заглавку, не понеся потери. Сербы уходили не спеша, угрюмо, неудачи атаки и потери подавляли их. Длинная цепочка бойцов медленно вытекала из-за заглавка на доброе поле, где уже ждали грузовики. Наши минометчики прикрывали отход, развернувшись цепью с автоматами в руках. Единственным исключением стал птица-говорун, бегавший и кричавший, что нас окружают, что надо уходить, а то нас всех перебьют.
Он даже вспомнил, что он старший лейтенант запаса Советской Армии и попытался приказать. Но его грубо оборвали, назвали трусом, каковым он конечно и был, и заставили лечь цепь. Через некоторое время убедившись, что ас и сербы благополучно вернулись, отошли и мы. Внизу, у машин, русские и сербы толпились вокруг убитых. Баронадца мы не знали, но смерть Пирица и Коича была для нас большой потерей.
Пирица Маркович был, пожалуй, наиболее уважаемым нами офицером в бригаде. Позже мы не раз слышали от сербов версии о том, что он был кем-то убит в затылок, его прочили на место командира бригады и он был популярен среди солдат. Певица был последним в семье, два его брата к тому времени уже погибли на других фронтах. Мирослав Кович не успел закончиться Араевский университет, специализировался на истории Киевской Руси. Он был человеком обдающимся командиром, от пуль не бегал, человеком был хорошим и честным, неплохо понимал по-русски и часто заходил в нашу казарму.
В канун нового года по новому стилю отряд встречал в хорошем настроении. Выбравшись в туристическом комплексе Вышеградская баня мы вернулись в город и вдруг заметили как изменился Вышеград за те два месяца как мы приехали сюда. Вместо пустынных улиц много гражданских людей, открытые магазины и кафены, вместо керосиновых ламп яркое освещение, огни частных автомобилей. Новый год встретили с елкой за довольно богатым столом, с гостями черногорцами, со стрельбой трассерами в ночное небо. Полил весь город, даже гаубочная батарея послала двенадцать снарядов куда-то к мусульманам.
Всё же не зря, казалось, нам прошел этот 1992 год. Мы хотели верить, что год наступающий принесет нам победу здесь и, возможно, в России. И мы поднимали богатое шампанского за нашу победу, за нашу Россию, за наш отряд. Сейчас, спустя два года после описываемых событий, многое видится по-другому. Но в коротком рассказе я попытался восстановить то восприятие событий, которое было тогда.
Отряд то увеличивалась, то сокращает от 10 до 25 человек так колебался его состав, переезжая с места на место, существовал до ноября 1993 года, когда его знамя сдали в Русскую церковь, а оставшиеся люди перешли в третий русский добровольческий отряд. Отряд воевал под Вышеградом до середины февраля 1993 года, потом до конца марта под Тузлой, дальше он переехал в Подграб и в Сараево. Менялись люди автор вернулся в Россию в начале апреля 1993 года, менялись командиры, были неудачные и удачные бои, трофеи, потери. Описать всю историю отряда в журнальных статьях сложно, да и не нужно, это под силу лишь целой книге, тем более что были и другие отряды: первый русский добровольческий отряд в городе Требени, первый, второй, третий сводные казачьи сотни в Вышеграде, ещё действует третий русский добровольческий отряд под Сараево. В заключение хочется сказать только, что мы гордимся нашей принадлежностью ко второму русскому добровольческому отряду, внесшему небольшой, но все же реальный вклад в защиту сербской Боснии и сохранение традиций русско-сербского военного братства.
Leave a Reply